Как мы оперировались в НЦССХ им. Бакулева.

Коарктация аорты была диагностирована, когда Даше исполнилось уже 3 года. Приняли сразу… Жизнь не остановилась, и не разделилась на части… Времени на раздумье дали немного… Наш кардиолог, озвучив диагноз, сказала однозначно: надо оперировать. Пока я, давясь слезами, пыталась справиться со своими эмоциями, она ровным голосом, спокойно рассказывала мне о предстоящем оперативном вмешательстве: где будет сделан разрез, что именно будут делать, как проходит операция и т. д. При нас позвонила в НЦССХ, договорилась о дате госпитализации. На мой вопрос, почему это произошло, махнула рукой: «Не ищите причин! Какой-то малейший сбой на 3-7 неделе беременности…». Больше я к этому не возвращалась…
Оформили квоту, прошли врачей, сделали все необходимые анализы. Приближался день отъезда. Наш кардиолог в подробностях рассказала, как добраться до Центра. Доехали, устроились в комнате отдыха. В первый же вечер наслушалась ужастиков от находившихся там мам… Ночью прижимаю к себе безмятежно спящую Дашку, сон как-то не идёт… Наутро в поликлинике… Думаю, как у всех… Многочасовое ожидание, измученный голодный ребёнок… Прошли оплаченное обследование… Необходима ещё одна процедура. «Деньги отдадите непосредственно в кабинете». «А чек? » На мой вопрос - широко распахнутые глаза: «Какой чек?! » Действительно, о чём это я… Но вот всё пройдено… Завтра госпитализируемся…
Утром с вещами поднимаемся в отделение ВПС. Кладут в палату: 8 детей и при них родители… Мальчик лет 14 с открытой грудиной, заклеенной пластырем… Страх в глазах у Дашки: «Мама, что здесь со мной будут делать? » Как могу, успокаиваю… У самой на душе паршиво… В палате душно, одна розетка, постоянная ругань между родителями. Один ребёнок хочет играть, другой спать, третий слушать музыку. Устроившись с Дашуткой на кровати, тихонько читаю ей книжку.
День перед операцией помню не очень хорошо… Чаще всего почему-то всплывает в памяти, как Дарья, сидя на кровати, пытается выдавить хоть каплю жидкости из давно опустевшей бутылочки из-под сока. Трясёт её, язычком пробует достать хоть каплю… Я молча стою у окна, наблюдая за ней… Ночь не помню совсем…
На операцию взяли не с утра, как обещали, а в районе обеда. Я несколько часов ходила по коридорам с ребёнком на руках. Пришли с каталкой парень и девушка. Улыбаясь, с шутками, уложили Дашу, накрыли, чтоб не замёрзла… Мне разрешили проводить до дверей операционной.
…В растерянности стою перед закрывшимися дверями. Подходит девушка, мягко говорит: «Вам нельзя здесь оставаться». Операция, как мне сказали, продлится часа четыре. В комнате отдыха тоже находиться нет никакого желания. Решаю съездить в «Ашан», купить соков, йогуртов и какую-нибудь мягкую игрушку Дашутке.
По возвращении брожу по коридору, в надежде увидеть хирурга, оперировавшего мою дочь. Подходит молодой человек, представляется ассистентом, начинает в подробностях рассказывать об операции. Говорит быстро, много, эмоционально… Запомнилось, что когда разрезали – увидели ВПВ, которую не было видно на УЗИ. Молодой человек, рассказывая, делает акцент именно на тех обстоятельствах, которые, по его словам, осложняли проведение операции. Тогда я ещё не понимала смысла этого…
Сутки после операции прошли как во сне… Бродила по коридору, подолгу стояла у окна… О чём думала – не помню… Ждала дочку…
В оперировавшей моего ребёнка бригаде было три врача: к. м.н. Чебан Владимир Николаевич, и два ассистента: Хинчкалов (я не знаю его имени-отчества, да и фамилию, не уверена, что написала правильно). Такой большой добродушный нерусский парень… Встречаясь со мной в коридоре, он всегда улыбался, ободряюще кивал мне головой и каждый раз говорил: «Всё будет хорошо! ». И от этих незамысловатых слов почему-то действительно становилось легче.
Владимира Николаевича видела несколько раз. Первый – непосредственно после операции. Он рассказал, как прошла операция, не делая никаких акцентов… Был доброжелателен, спокоен… Сказал, что завтра, вероятно, Дашу переведут в ПИТ. Потом он ещё пару раз заглядывал к нам в палату, сам возил её на УЗИ, радовался, что пульс на ножках после операции хороший.
А вот третий хирург-ассистент был у нас Черногривов Алексей Евгеньевич. Но о нём – чуть позже…
На следующий день я вновь бродила по коридорам отделения ВПС. Подошёл Владимир Николаевич. Сказал, что Даша проснулась, всё хорошо. Я спросила: «Плачет? » «Да нет, лежит, смотрит». Он посоветовал сходить пообедать, потому что после обеда Дашу привезут в ПИТ.
Быстро проглотив что-то в столовой, взяв купленного «авроровского» медвежонка, стояла в коридоре, дожидаясь Дашу. Везут. Поравнялись со мной… Лежит моя девочка, накрытая простынкой, вся в трубках… Я осторожно опустила на каталку медвежонка… Даша приоткрыла на пару секунд глаза, увидела меня, вновь закрыла, и из-под закрытых век по щекам побежали слёзы… Этот беззвучный плач буквально перевернул мне душу. Медвежонка, которого я специально купила ей, чтобы порадовать после операции (странно звучит, конечно), она так никогда и не полюбила. Очевидно, где-то на подсознательном уровне он ассоциировался у неё с пережитым. А вот с принесённым 31 декабря 2006 Дедом Морозом игрушечным щенком не расстаётся до сих пор. Он путешествует с нами везде, даже в Германию. Спит Даша только с ним. Уже 8 лет. Называет его «Щеночка». На моё предложение купить новую мягкую игрушку всегда с улыбкой отвечает: «Не надо, а то щеночка обидится». Но я отвлеклась.
В палате Дарью положили у окна. Все кровати были заняты. Она находилась в сонном состоянии, я тихонько сидела рядом, целовала ладошки и пяточки, как бы прося прощения за всю ту боль, что ей пришлось пережить. Периодически она ненадолго открывала глаза, и снова засыпала. Женщина на соседней кровати, наблюдая за нами, спросила: «Единственная у вас доченька? » Была, помню, очень удивлена, услышав, что Даша – четвёртый ребёнок в нашей семье, кроме неё есть ещё трое старших.
В палате интенсивной терапии мы пробыли до вечера. Пока мы находились там, к нам неоднократно заходил третий, оперировавший хирург – Алексей Евгеньевич. Сейчас я даже не могу вспомнить, что он говорил, что делал. Но каждые, наверное, полчаса, он был около нас. Потом убрал один дренаж. А вечером подошла медсестра и предложила нам перейти в заранее оплаченную мною платную палату. Конечно, я с радостью согласилась. Дарью осторожно на каталке перевезли, поставили капельницу, велели мне следить и ушли. Кроме нас, в этой же палате находилась женщина с девочкой. Её звали Татьяна, девочку – Настя. Они лежали уже несколько месяцев, т.к. у ребёнка постоянно образовывалась жидкость, и её необходимо было откачивать. Ночь прошла тревожно. Я, в страхе что-нибудь пропустить, не спала. Часа в три капельница закончилась, и я подошла к медсестре. Вторую ставить не стали, и остаток ночи я немного поспала, просыпаясь от малейшего шороха с Дашиной кровати. Последующие сутки прошли относительно спокойно, но Даша, почувствовав вкус лекарств в йогурте, категорически отказывалась от еды, удалось лишь уговорить её сделать пару глотков воды. Ей делали через зонд антибиотики, порой даже не разбудив. И опять самым частым гостем у нас был Черногривов. Он постоянно забегал, перебрасывался со мной парой слов и исчезал, чтобы через некоторое время вновь появиться в нашей палате. Я ничего не понимала. Впрочем, моё недоумение длилось недолго. Случайно внезапно обернувшись, я перехватила ироничный взгляд соседки по палате – Татьяны, вслед вышедшему Алексею Евгеньевичу. Заметив, что я увидела её реакцию, она рассказала мне, что всё то время, что они с Настей находятся в отделении ВПС, она много раз наблюдала ситуацию, как данный господин требовал деньги с родителей, аргументировав тем, что необходимо отблагодарить бригаду, оперировавшую ребёнка, заплатить за шов, и ещё за какие-то услуги. Я спросила у неё, может, это ведущие хирурги посылают его к родителям… Но Татьяна твёрдо ответила: «Нет, он здесь один такой». Было немного смешно, и мерзко… Вот, оказывается, чем объясняется повышенное внимание с его стороны… Он, очевидно, всё-таки опасался вести разговор в присутствии Татьяны, которая уже довольно длительное время находилась в отделении, и ожидал момента, когда мы будем один на один.
Прошло несколько дней. Даша довольно быстро восстановилась после операции, и нам предложили поехать на несколько дней в реабилитационный центр. Я, побоявшись везти только что прооперированного ребёнка на поезде, согласилась. Оставив Дарью с Татьяной и Настей, я съездила в «Ашан», купила дорогой чай, кофе, наборы конфет и бутылку коньяка. Передала весь этот набор в ординаторскую, поблагодарила, и мы уехали в реабилитационный центр. Пробыв там несколько дней, вернулись, я получила на руки выписной эпикриз, прочитала, и у меня возникли вопросы. Татьяна посоветовала обратиться к дежурному врачу, чтобы он разъяснил мне непонятные моменты. Происходило это всё на майских праздниках. Я узнала у медсестры, что дежурный врач – Алексей Евгеньевич Черногривов, и очень обрадовалась. Казалось бы, кто лучше хирурга, который участвовал в операции, сможет мне объяснить то, что я не поняла…
Я подошла к двери ординаторской, постучала. Он сидел в кресле, уставившись в экран телевизора. Бросив на меня взгляд, отвернулся. Я стала задавать вопросы, но он молча смотрел телевизор, всем своим видом показывая, что общаться со мной он не намерен. Мне стало противно, и я вышла, прикрыв за собой дверь. В коридоре прислонилась к стене, постояла так некоторое время, чтобы успокоиться. Вспомнилось побледневшее лицо мужа, когда в ответ на просьбу о материальной помощи для поездки в Москву на операцию бывший главный детский кардиолог Мурманской области депутат облсовета Зажигина ответила: «Мы не собираемся всем подряд помогать! » Вспомнилось, как безо всякой просьбы на работе у Олега люди собирали деньги, чтобы мы могли бы находиться в платной палате, чтобы в общей не подхватить какую-либо инфекцию. Откликнулись органы соцзащиты, выделив материальную помощь. Приносили соседи по дому, кто сколько может… Я помню всех, кто помог нам в то время, сделав всё, чтобы наша поездка состоялась.
Я вернулась в палату, коротко рассказала Татьяне о несостоявшемся разговоре. Она не очень удивилась, наверно, ожидала что-то подобное. Мы уехали домой. По приезду в Мурманск на УЗИ градиент после операции – 55-60. До операции – 85. Оформили инвалидность. И когда спустя 4 года, в 2010, наш кардиолог вновь направила нас в НЦССХ, я сопротивлялась как могла. И вот, исчерпав все аргументы, я взволнованно начинаю ей рассказывать об инциденте с Черногривовым, как он отказался со мной разговаривать, не получив ожидаемой мзды, и она вдруг прерывает меня: «А и не надо! Не надо там с ними ни о чём разговаривать! Вы вернётесь, и мы с вами здесь обо всём поговорим! » Меня рассмешили её слова… Мы вновь отправились в НЦССХ. Но, очевидно, кто-то свыше решил, что моему ребёнку хватит уже испытаний, и спустя несколько дней мы вернулись домой.
Как же я была неприятно удивлена, когда однажды вдруг в Пензенском центре увидела знакомую фамилию. Открыла фотографию – да, он. Именно по этой причине никогда не рассматривала Пензенский центр как место, где будет прооперирован мой ребёнок. Черногривов был бы последним человеком, кому я бы доверила свою дочь. И мне до «лампочки», что он теперь заведующий детским кардиохирургическим отделением и считает, что может проводить сложные операции. Для меня он навсегда останется тем хирургом-ассистентом, который вымогал деньги с оглушённых горем родителей, и не получив от меня требуемой суммы денег, отказался разъяснить мне непонятные вопросы по состоянию моего ребёнка. Да, я видела обращённые к нему слова благодарности. Но для меня детский кардиохирург – это не только человек, который может выполнять хирургические операции. Я преклоняюсь перед профессией врача. И я уверена, что помимо умения оперировать, кардиохирург должен обладать теми качествами, без которых нельзя состояться в этой области, таких, как бескорыстие, человечность, умение прочувствовать чужую боль, как свою, отзывчивость. Словом, все те качества, которыми в полной мере обладает Тимофей Невважай, и другие хорошие кардиохирурги. И я не верю, что он мог измениться, нет. Сущность человека остаётся неизменной. «Чему Ванечку не научили – тому Ивана не обучишь». Если, выбрав профессию детского кардиохирурга, он видит в этой профессии лишь своё величие, если с детства ему не привили такие понятия, о которых я писала выше – сейчас уже поздно.
Я написала здесь о ситуациях, непосредственным участником и свидетелем которых была сама. Я не пытаюсь никого ни в чём убеждать, и тем более переубеждать. Это мой опыт и моё мнение.

Наташик, спасибо вам за историю.Cпасибо, что так подробно и эмоционально рассказали. Страна, должна знать,, своих горе-героев''... Дашеньке крепкого здоровья! Удачи Вам!

О всех последствиях операции? И так история не очень весёлая, а будет совсем грустно

Наташик, очень трогательная история. Даше и всей вашей большой семье счастья и здоровья, и чтобы такие тяжёлые испытания уже оставили вас совсем. Растите большими

Спасибо, Наташа, за вашу историю. информация к размышлению... читала со слезами на глазах. Здоровья вашей доченьки!

Юленька написал:

[q]

К сожалению, подпишусь под каждым словом про Черногривова...

[/q]

все-таки правда.....
Первой реакцией было написать - Не верится! Но у меня нет ни малейшего повода не доверять Юленька и Наташик, думаю, что они прекрасно понимают ответственность, написав о таком, поэтому уверена, что это правда. "Не верится" - в смысле так не хочется разочаровываться....

Да, нехотелось в это верить, но раз Юленька подтверждает...
Он нас оперировал в Пензе, в день выписки поинтересовался как у нас дела, но никаких намёков на ЭТО не было абсолютно ни мне ни другим пациентам, с кем я там общалась. Может всё таки люди меняются... ведь столько лет прошло.

Несколько раз прочитала Вашу историю... Прочувствовала до миллиметра Ваши эмоции... Здоровья крепкого-прикрепкого!!

Для хвалебных отзывов о НЦССХ им. Бакулева есть специальный раздел. А это - моя история, мой опыт, последствия для моего ребёнка, которые сейчас ой как "аукаются". Только вчера увезли в больницу прямо со школы по "скорой".

Наташ, давление?

Наташ, а этот плохой кровоток - это может быть из-за коаркт. аорты?

Пусть все прояснится! Даше - здоровья и хорошего самочувствия!

Наташа здравствуте! У моего сына тоже КоА и также мучиемся головными болями и у нас плохой кровоток в головном мозге сейчас нам диагностировали кинкинг позвоночной артерии из за этого и все проблемы сделайте дуплекс ВСА и ПА может там проблема? У нас сейчас выставлен диагноз симптоматическая артериальная гипертнзия пьём таблетки от давления.

Девочки, я обязательно отпишусь, как только закончим обследоваться. Пока ещё лежим в больнице.
За пожелания Даше спасибо

Спасибо.... видимо моя интуиция меня не подвела. Ну не понравился мне этот человек сразу(по фото).